В Караганде есть монастыри двух разных конгрегаций сестёр-евхаристок. Здесь их называют по цвету облачений – "серые" и "чёрные". Кто-то даже всерьёз думал, что одни молятся днем, а другие ночью. Это, конечно же, не так. Все знают, что они уже долгое время служат в Караганде, и нам было просто интересно, как они праздновали Пасху во времена преследований.
В первой половине рассказа воспоминаниями делятся сестры Евхаристического Иисуса ("серые") Матильда Ретер и Моника Утарайте. Во второй вспоминают о Пасхе сестры Служительницы Иисуса в Евхаристии ("черные") – Клара Риттер и Серафина Шмидтляйн.


– Сестра Матильда, расскажите, пожалуйста, о том, как праздновалась Пасха в советские времена.
– В Александровке мы жили в землянке. На стене у нас висели две старые иконы: Сердца Марии и Сердца Иисуса, перед которыми мы регулярно молились. В октябре, например, каждый вечер мы читали перед ними розарий. Ну, а как мы тогда справляли Пасху?.. Так же дома молились, пекли куличи.
В 1930 г. моего папу арестовали. В 1937 г. наша семья опять собралась вместе на Украине на маленьком, в 40 домов, хуторе Александровка, где жили одни немцы. Но 25 ноября того же года всех мужчин хутора арестовали и расстреляли.
Однако жизнь продолжалась. Все работали, неплохо зарабатывали. Немецкие колхозы были одними из лучших и процветали. А потом началась война. В 1943 г., как раз на Пасху, нас привезли в Румынию, а оттуда – в Польшу. Осенью 25 ноября мы попали в Германию, а ровно через год, 25 ноября 1945 г., нас вывезли на Урал. Конечно же, никаких куличей мы тогда не пекли. Самое большое, о чем мы тогда мечтали, – это картошка.
– Когда Вы впервые были в Пасху на Мессе?
– На Урале мы около десяти лет жили под комендатурой, а в 1959 г. переехали в Караганду. Здесь я работала на фабрике, где катали валенки, пока в 1972 г. не вышла на пенсию. Долгое время мне все никак не удавалось побывать в Пасху на Мессе. То мне нужно было идти в ночную смену; то приходилось сутками работать, чтобы возместить в 5-кратном размере украденные кем-то валенки, и т.д. На пенсии я часто болела и тоже никак не могла попасть в день Пасхи на Мессу. И только в 1978 г. мне удалось учавствовать в пасхальном богослужении.
– Какие у Вас остались воспоминания о той первой Пасхе?
– Мы праздновали Пасху тайно возле какой-то школы в Майкудуке. А уже при о. Альбинасе мы справляли ее в церкви. Людей было столько, что яблоку было негде упасть. В то же время в Караганде находился о. Хира. Никто не знал, что он епископ, кроме о. Альбинаса. После тюрьмы он долгое время не появлялся в церкви. Но, наконец, однажды пришел. Мы сшили ему митру, орнат, но людям сказали, что он прелат. Так он и был прелатом до самой смерти. Когда его хоронили, православный священник Алексий со второго рудника сказал: “А я и не знал, какой у нас тут был человек”.
– С. Моника, а каковы Ваши воспоминания о Пасхе в период коммунизма?
– Моя первая Пасха была в детстве у меня на родине в Литве. Когда мне исполнилось 10 лет, я приступила к первому причастию. Но так по-настоящему я стала задумываться над своей верой, когда мне было уже 16.
Я много читала. Нашла у бабушки на чердаке старые журналы. Среди них мне особенно понравился журнал “Миссия”. Вскоре я уехала из дома на заработки. Работала я на кухне у священников помощницей кухарки. Я очень была рада, стирала, гладила и т.д. Конечно, каждый день ходила на Мессу. В 1961 г. я познакомилась с
о. Альбинасом, подпольно поступила в монастырь. Самыми счастливыми годами моей жизни был новициат. Его мы проходили в доме с всегда закрытыми окнами в загородном курортном местечке. Я работала санитаркой в больнице, ходила в вечернюю школу. Спали мы в автобусе по дороге в город и домой.
В первый раз я была на Пасхальной Мессе в Кустанае. В Казахстан я приехала в 1970 г. Там купили землянку и переделали ее под церковь. Мессу вел о. Альбинас в 1968 г. Там были наши сестры: Петрокия и Агутия. В 1970 г. приехали я и еще одна сестра. Священнику здесь разрешили работать только временно. Людей было очень много. Через 8 месяцев священника вызвали и сказали: “Нам такой священник не нужен. Мы думали, что будут ходить только бабушки, а у вас столько молодежи. Несмотря на 40-градусный мороз у вас в землянке собирается столько людей”. Тогда он устроился на работу в скорую помощь, а богослужения стали проводиться у нас в доме. У нас в комнате стоял шкаф. Он до сих пор сохранился. Открывались дверки, и там стояли подсвечники. На буфете этого шкафа служилась Месса. После богослужения все убиралось обратно в шкаф, дверцы закрывались, и проверяющие ни разу не догадались, что в шкафу что-то есть. Люди приходили ночью. И так было до приезда о. Александра Беня. Ему разрешили работать в той землянке.
– Сколько приходило людей?
– Около двадцати человек. О Мессе говорили только самым близким, потому что все было тайным. Грозила тюрьма. Однажды, как раз на Пасху я приехала в Караганду. Людей в доме было много. Мессу служил о. Альбинас. Он работал шофером в тубдиспансере. А в выходные по ночам служил тайно Мессы. Ездил по всему Советскому Союзу. Священник всю ночь исповедовал, крестил и венчал. Утром он сразу же уезжал, опасаясь ареста.
Вторая встреча с ним была в 1974 г. Я проводила его в аэропорт, чтобы он улетел в Караганду. Вдруг объявили, что самолет задерживается. А потом его просто сняли с рейса. Когда он уже шел на посадку, к нему подошла милиция: “Пройдемте...”. Его завели в какую-то комнатку. Открыли его чемоданчик, в котором он возил орнат, крест и все необходимое для Мессы. Раскидали вещи, гостии, кричали на него, составили акт, а самолет все задерживали. В конце концов его отпустили, но лететь запретили. Он потом “воевал”, чтобы ему вернули деньги за билет. Какую-то часть ему вернули, но карагандинцы остались без Пасхального богослужения.
После этого случая ему стало вообще невозможно работать в Кустанае. За ним постоянно ходили по два кгбэшника. Несколько раз обыскивали его дом. Перерывали книги. Как раз в то время в Кустанае тайно готовились два семинариста. И они хотели найти именно их. Но так ничего и не смогли сделать. А те два семинариста сейчас оба служат священниками в Литве.
И как раз тогда нам позвонила одна литовская семья из Караганды. Они сказали, что навсегда переезжают в Литву и хотят оставить священнику свой дом со всей обстановкой. И мы решили переехать в Караганду и поселились в доме по ул. Сейфулина, 40. Этот дом стоит до сих пор. Потом уезжала еще одна литовская семья, жившая слева от нас, и мы купили их дом. Там был новициат черных евхаристок. А еще позднее купили дом справа, там уже был новициат для младших. Затем эти дома соединили коридорами с центральным домом, и так монахини ходили на Мессу. В тех домах жили и мы.
После переезда сюда мы с трудом прописались. КГБ из Кустаная сообщило об о. Альбинасе сюда. Прописку мы получили только чудом. Я сама пошла с паспортами в паспортный стол. Паспортов было пять. Его паспорт я положила посередине. Проверили-прочитали первый, взяли второй. А третий работница стола просто бросила к двум первым: мол, надоело. Поставили всем печати. Сестры в это время молились дома, я сама дрожала. А у отца потом спрашивали: “Ну и как ты сумел прописаться?!”. А он отвечал: “Просто прописался, и все”. Он устроился работать в скорую помощь.
А тем временем люди здесь в Караганде постоянно просили власти разрешить открыть приход. Наконец, им велели искать священника. Католики сразу же обратились к о. Альбинасу и стали регистрировать приход. И здесь тоже произошло чудо. В 1977 г. группа немцев поехала в Литву на празднование 50-летия смерти Георгия Матулайтиса, чтобы помолиться у его гроба о том, чтобы разрешили открыть приход. Это было 27 января, а 28-го в Москве открылся съезд КПСС, после которого мы это разрешение получили. Мы считаем, что это было чудо. А в следующем году произошло второе чудо. О. Альбинасу все это время не давали разрешения работать как священнику. И 27 января 1978 г. ему дали, наконец, это разрешение.
Получив разрешение, мы купили одну землянку там, где сейчас находится церковь. Потом долгое время уговаривали соседей продать вторую землянку. В конце концов, они согласились, и тогда мы уже перешли в нее. Это было вечером в 7 часов. Все пришли на эту Мессу со слезами. После Мессы все заметили какой-то ореол, радугу над этой землянкой.
На Пасху снег как раз таял, везде была грязь, и мы расстелили вокруг землянки брезент, чтобы могла пройти процессия. Процессия была первая, и все еще боялись идти. Крест нести согласился только один мальчик. Это был Николай Мессмер. Люди плакали. Цветов не кидали. Балдахина не было.
– Нас часто спрашивают, что готовить на Пасху. Что готовите обычно вы?
– Как обычно: пасхальные яйца, куличи, агнца.

– С. Клара, скажите, как здесь в Караганде праздновали Пасху в период гонений?
– Моя семья переехала в Караганду в 1957 г. Верующие здесь тогда собирались на молитву по частным домам ночами, чтобы никто не узнал, или молились на кладбищах, чтобы не вызывать подозрений: если что, то просто родственники пришли помянуть умершего. В основном приходили, конечно же, люди взрослые и пожилые, хотя немало было и детей. Среди взрослых также больше было женщин. При Советах священников у нас долгое время не было, так что приходилось обходиться без них. В Страстную Пятницу, например, верующие сами читали молитву крестного пути, хорошие книги о Страстях Христовых, устанавливали небольшой алтарь и зажигали свечи.
В 1957 г. мы с отцом отправились на Пасху в один из таких домов. Люди пели пасхальные песни, многие принесли с собой старинные книжки. Т.е. праздновали, как могли. Мне тогда было 32 года. На работе все, конечно, знали, что я верующая, всегда меня расспрашивали. Мне казалось, что своей веры скрывать нельзя. Но самое главное, мы боялись выдать священников, которые приезжали к нам издалека.
Некоторые священники, узнав, что в Караганде много верующих, стали негласно приезжать к нам. Мне особенно запомнилась та Пасха, на которую к нам впервые приехал о. Альбинас Думбляускас. Это было в 1972 или 1973 г., точно уже не помню. Встречались мы тогда в большом доме Амалии Кесслер. Священник заранее предупредил ее о своем приезде, и в назначенный день все уже было готово, собрались люди и стали ждать о. Альбинаса. Он приехал далеко заполночь, отслужил Мессу, выставил св. Дары и даже провел процессию. Конечно, было тогда нелегко. В доме было так тесно, что нельзя было даже встать на колени. Люди буквально обливались потом от духоты и были мокрые, как рыбка в воде. Но почти все исповедались, причастились, а во время процессии многие плакали. А утром, чуть свет, все разошлись.
Иногда о таких наших собраниях узнавали власти, но хозяева говорили, что у них были поминки или еще что-нибудь в этом роде, и в органах успокаивались: ведь за покойников всегда разрешали молиться.
У нас тут тогда была одна глубоко верующая женщина – Гертруда Детцель. Она как могла заменяла нам священника: венчала, крестила, отпевала. На наших собраниях она читала нам Евангелие и объясняла, если что-то кому-то было непонятно, она учила основам веры детей. Гертруда всегда говорила нам: “Дорогие люди, надо молиться, чтобы Бог дал нам священника. Вот увидите, молитва приносит очень много благодатей. У нас будет священник, только молитесь и с терпением просите Бога об этом”. Говорила нам: “Молитесь, и будет у вас и священник, и церковь”. И, действительно, через несколько лет после ее смерти (в 1971 г.) у нас появилась церковь, и стали постоянно работать священники. Надо молиться, чтобы Гертруду провозгласили блаженной. Она так много сделала для людей. Царствие ей Небесное.
– А когда впервые сюда приехал о. Альбинас?
– Это было в 1962 г. Тогда на Пасху он приехал в Сарань. Войдя в дом, он увидел детей и сказал: “Из этого дома будет священник”. И, правда, среди этих детей был будущий священник Иосиф Шмидтляйн; ему тогда было всего два года. О. Альбинас, остановшившись в Сарани, приезжал и сюда, в Караганду. Еще и сестер с собой привез. А потом в 1977 г. нам разрешили построить церковь. Это разрешение мы получили из Москвы 19 марта, поэтому и новую церковь было решено посвятить св. Иосифу. Сколько людей тогда работали на стройке: и пенсионеры, и совсем уже старые люди, и больные... Купили старые дома, разобрали их на кирпичи и из них строили церковь. Уже осенью был готов фундамент. И когда о. епископ Александр Хира освящал фундамент, все плакали. А когда он сказал: “Богу посвящаем фундамент первой католической церкви. Не водой мы освящаем его, но своими слезами”.
– С. Серафина, а какие у Вас остались воспоминания о праздновании Пасхи во времена преследований?
– В одной деревне верующие, когда собирались на Пасху, приносили с собой куличи и крашенные яйца и ставили их на чердак, а сами молились внизу в надежде, что хоть один священник в мире благословит в этот момент пасхальную пищу. А потом ели все это, веря, что эта пища освящена. Моя семья жила в одной деревне в Кустанайской области. На молитву мы ходили в дом двух пожилых людей. Они приглашали к себе домой верующих, и мы с родителями ходили к ним каждое воскресенье. Молитвы вела бабушка-хозяйка.
– А когда Вы впервые встретили священника?
– Первым священником в моей жизни был о. Владислав Буковинский. Мы тогда уже жили в Сарани, и к нам приехал один человек из Караганды и сказал, что в Майкудуке есть священник, и можно поехать к нему исповедаться. Это было около 1954-55 гг.
Позже, не помню точно, в каком году, в Сарани появился священник Франц Адамайтис. Но он проработал у нас недолго: всего год или два, а потом его опять посадили. После его ареста наша бабушка каждое воскресенье ездила сюда в Майкудук. А у меня тогда дети были маленькие, а ехать было слишком далеко, поэтому я редко тогда бывала в церкви. А уже с 1962 г. к нам стал приезжать о. Альбинас.
– С. Клара, расскажите, пожалуйста, о Вашей первой встрече со священником.
– Наши родители часто рассказывали нам о священниках, работавших для верующих . И нам детям всегда так хотелось увидеть священника, но долгое время у нас не было такой возможности. Первыми священниками, которых я увидела, были о. Александр Штауб и о. Штефан (греко-католик), у которого я впервые исповедовалась и причастилась. Тогда это не было так торжественно, как сейчас. Патер Штауб, хоть и был старенький (в то время ему было около 90 лет), но служил тайком Мессы здесь в Майкудуке. Только дети побаивались его из-за его строгости и мало ходили к нему, а он иногда даже плакал от этого. Я ему как-то сказала: “Патер, дорогой, я приду к Вам и еще приведу детей”. Он так обрадовался, когда мы в следующий раз пришли к нему. О. А. Штауб жил в маленьком домике, в котором была комнатка, где хранились Пресвятые Дары, там я часто причащалась.
Хочу еще рассказать об о. Владиславе Буковинском. Это было в 1954 г. Верующие тогда встречались на кладбище, а по пути туда и обратно молились по четкам розария. О. Буковинский как раз только вышел на свободу. Обросший, в телогрейке и рабочих ботинках он некоторое время шел за ними и наблюдал издалека. Как он сам рассказывал потом, он слышал, что где-то здесь в поселке есть верующие. И увидев эту группу, он подумал: “Если они сейчас будут молиться “Радуйся, Мария”, значит, это мои”. Они подходили все ближе и ближе к нему. Он поздоровался и сказал: “Я – католический священник”. И все заплакали. А тетя Марьяна Беккер, которая когда-то помогала священнику, сказала: “Патер, я возьму Вас к себе. У меня еще есть книжки старинные и священнические облачения”. Он очень обрадовался и поселился у тети Марьяны. Сразу достали книжки, одели его в облачения, и он стал служить Мессу. Так он начал работать в Майкудуке, а уже позднее его стали приглашать и в другие районы Караганды.
Особенно о. Владислав любил молодёжь. Всегда собирал ее вокруг себя. Он считал очень важным, чтобы молодежь знала о вере. На исповедь люди к нему съезжались отовсюду. Однажды мне позвонила из Целинограда моя сестра Роза и спросила, правда ли у нас в Майкудуке есть священник и у него можно исповедаться. Я сказала, что это правда, и тогда она приехала в Караганду. Я повела ее к о. Буковинскому. Всю ночь мы стояли в очереди, а когда вошли к нему в комнату, я сказала: “Дорогой патер, моя сестра давно не исповедалась: вот уже много лет”. А он на это ответил: “А может, сначала Вы?”. Я стала отказываться, чтобы не задерживать людей, приехавших издалека, но потом все же согласилась. А он тогда не спал несколько ночей, чтобы исповедовать всех желающих.
– С. Клара, сейчас мы живем в условиях религиозной свободы. Что Вы хотели бы пожелать казахстанским верующим на приближающийся праздник Пасхи?
– Прежде всего, я хотела бы пожелать укрепления в вере – это самое главное. Я вам еще расскажу. Мы жили 15 лет на севере под комендатурой. Когда ее сняли, отец поехал к родственникам, чтобы посмотреть, куда было бы лучше переехать. Вернувшись, он сказал: “Везде можно жить, но в Караганде – вера”. И мы решили поехать туда, где вера. Это было наше самое первое желание. В 1956 г. сняли комендатуру, а 1957 г. мы уже приехали сюда.
– Значит, родители решили перехать в Караганду именно потому, что здесь было много верующих?
– Да, это было наше самое горячее желание. Нам писали письма: “Караганда – это второй Рим”. Здесь были священники, которые тайно служили людям. Майкудук всегда был благословенным местом. А нам ничего больше и не нужно было. Так что я желаю, чтобы люди сохраняли веру.
– Мы переживаем сейчас Год Евхаристии. В вашей конгрегации сестер-евхаристок предусмотрено ли что-то особенное на этот год?
– Мы молимся о тех, кто еще не понимает Евхаристии, чтобы они поняли самое главное: Иисус пребывает в Евхаристии. Как, помню, в детстве сказала одна моя подружка: “У Него домик тут в церкви”.
– Что Вы почувствовали, когда узнали, что Ваш сын решил стать священником?
– Я очень обрадовалась.
– Когда он впервые сказал Вам о своем решении?
– Он был такой скрытный, что ничего мне не сказал. Я узнала об этом от других.
– Кто направил его на этот путь?
– О. Альбинас. Он занимался здесь подготовкой будущих священников. Воспитанников у него было много: Иосиф Шмидтляйн, Николай, Иероним, Отто и Иосиф Мессмеры, Антон Бергер, Александр и Иоганнес Канны. Будущий о. Виктор еще маленьким приезжал с родителями в церковь и молился розарием. По словам его мамы, дома он, играя, “служил Мессы”. А Лина, его сестра, была у него “министрантом”. А еще я помню, как будущий о. Александр Канн сказал однажды своей матери: “Мама, я не прошу у Вас денег ни на мороженое, ни на кино, но 11 рублей в месяц на дорогу в Караганду на воскресную Мессу дайте мне, пожалуйста”.
– С. Серафина, что бы Вы хотели пожелать католикам в светлое торжество Пасхи?
– Чтобы верили и молились, особенно о душах в Чистилище.
– Скажите, а что Вы обычно готовите на Пасху?
– Мы печем “кухе”, рулеты, красим яйца. Для начинки рулетов наша мама заранее сушила сахарную свеклу и тыкву. Что касается яиц, то в годы моей молодости не было таких красителей, как сейчас. Поэтому мы собирали траву исламку и в ее отваре красили яички. Цвет получался темно или светло коричневый в зависимости от того, как долго продержать яйца в отваре.
Насчет “кухе”, я могу показать вам листочек, на котором рецепт “кухе” написала собственной рукой сама с. Гертруда. “Кухе” обязательно нужно печь в эмалированной посуде, потому что в ней оно лучше пропекается. Тесто нужно замесить, вложить в форму, примерно до одной трети посуды, а потом, когда оно поднимется до краев, поставить его в разогретую духовку. Готовое “кухе” нужно смазать взбитым с сахаром яичным белком, чтобы на нем лучше держалась посыпка. Посыпку же мы делаем из топленного и свежего масла, муки, сахара и ванилина.

"Свет Евангелия", №12(496), 27 марта 2005 г.

Живое слово

Почему я люблю Россию...

В июне 1989 года, когда я работал в семинарии в Вероне, я посмотрел телепередачу из Москвы, в которой показывали, как президент Горбачев и его жена Раиса принимали кардинала Агостино Казароли, великого строителя "Восточной политики Ватикана". Встреча проходила в Большом театре в столице.
Наш диктор-итальянец обратил особое внимание на те почести, с которыми был встречен кардинал Святой Католической Церкви. Я был удивлен. В СССР началась Перестройка - это было волшебное слово, которое никто из профессоров Веронской семинарии не смог мне истолковать. И из глубины сердца пришло решение - отправиться в Россию, чтобы собственными глазами увидеть что же такое Перестройка. Когда окончились экзамены в семинарии, 2 июля 1989 года я вылетел в Москву, чтобы провести там летние каникулы.
Подробнее...