№ 43-44 (440-441) 16-23.11.2003

"И свет во тьме светит, и тьма не объяла его" – эти слова из Евангелия от Иоанна (1,5) в качестве девиза своего священнического служения неопресвитер Эдуард Шатов выбрал не случайно и не только потому, что в день его рукоположения, 8 ноября, храм св. Людовика был залит светом.
В начале литургии настоятель Французской провинции о. Андре Антони познакомил верующих с основными этапами жизненного пути рукополагаемого, подчеркнув его стремление по окончание учебы в Англии вернуться на Родину, чтобы служить словом (научным и пастырским) и делами (милосердия) здешним католикам.
Ординарий архиепархии Тадеуш Кондрусевич, совершивший таинство, напомнил в проповеди, что пресвитер поставляется из народа и для народа, чтобы быть видимым знаком присутствия Христа.
Первую мессу в храме св. Людовика о. Эдуард совершил 9 ноября. "Дорогой Эдуард, твоя первая Божественная литургия несет в себе великую надежду для нас и для всей Церкви в России, – отметил в проповеди о. Бернар Ле Леаннек, настоятель храма. – Второе чтение представляет нам воссозданный иерусалимский храм. В кедровом дереве, в золоте и граните. Но оживляет ли он это место, как об этом мечтал пророк Иезекииль? По-видимому, нет. Иисус видит в нем пристанище торговцев и хочет вновь вернуть ему первоначальное назначение: быть домом Отчим, домом молитвы. И он говорит о его разрушении. Дорогой Эдуард, я слышу твои мысли: "Вот чтение для о. Бернара". Архитектура, фундамент – он забывает подчас, что все мы – храм Божий, нерукотворный храм. Да, я согласен с этим. Христос реформировал наши понятия о религиозном зодчестве. Мне бы очень хотелось, чтобы твое священническое служение помогло тебе участвовать в построении нового храма, Тела Христова... Это устроение, вернее, построение, к которому ты ныне приступил, не может и не должно быть обычным проектом".
Через неделю, 16 ноября, он служил во владимирском храме Божией Матери Розария.


- О. Эдуард, расскажите, пожалуйста, о своем призвании.
- Я родился в 1973 г. во Владимирской области, в небольшом поселке. Одна ветвь моей семьи – православная, а вторая – нет, поэтому вопросы духовной жизни в семье были очень важны. С раннего детства (я был крещен в младенчестве), вера была для меня очень важна. Я задавался вопросами о молитве, духовных размышлениях, и в семье это находило отражение.
С детства самым важным для меня образом Бога стала икона Богородицы с Младенцем Христом, Который просто взирал на меня – Бог открывался мне не грозящим "дяденькой", каким-то мрачным, страшным Существом, а очень простым, добрым и близко присутствующим, Который призывает каждого человека к жизни с собой и святости.
После школы я поступил на Исторический факультет Владимирского педагогического университета, который закончил в 1995 г. Именно во время учебы в университете мне представилась возможность встретиться с католическим священником и обсудить с ним некоторые вопросы. Мой преподаватель на кафедре современной истории России однажды сказала, что в Москве существует католический колледж св. Фомы Аквинского, а поскольку в моей духовной жизни возникли некоторые вопросы, связанные с Католической Церковью, то я решил, что лучше всего обсудить их с тем, кто в этой Церкви.
Я приехал в Москву, и поскольку я часто занимался в Государственной Исторической библиотеке, которая находится неподалеку, то легко нашел храм св. Людовика. Я вошел в него, совершенно не собираясь становиться католиком, у меня было намерение просто найти священника и поговорить с ним. Некоторое время я присматривался к пастырям – в восточной духовной традиции очень важно, как человек служит литургию, как молится, как проповедует. В определенный момент я выбрал священника, это был о. Бернар Ле Леаннек. Постепенно во время духовных размышлений в глубине моей совести сформировалась уверенность, что я стану католиком.
- Вы можете определить, что повлияло на это решение?
- Трудно сказать, может быть, в конце своей жизни я смогу описать, что повлияло. После того, как я принял это решение, я попросил о. Бернара стать моим духовным отцом.
Позже, во время наших совместных духовных размышлений я стал задумываться над тем, не стать ли мне монахом конгрегации, к которой он принадлежит. В то время я ничего не знал об ассумпционистах, даже это название не мог выговорить. Но духовная жизнь этого священника задала мне множество вопросов. Я думал: "Почему бы не попробовать жить так, как он". О. Бернар предложил мне поговорить с настоятелем Французской провинции ассумпционистов, который вскоре приезжал. После встречи с ним мы начали предпринимать конкретные шаги по распознанию моего призвания и обсуждать, как будет проходить моя формация в качестве монаха. Это был 1995 г., после окончания учебы в университете.
К слову, задумываться о призвании я начал в 1993 г., но тогда мои родители и о. Бернар поставили условие: прежде должна быть окончена моя дипломная работа по истории.
- Как Ваши родители отнеслись к Вашему выбору?
- У них было двоякое отношение, поскольку моя мама – верующая, а папа – нет. Они приняли мое решение с пониманием, поскольку всегда уважали выбор моей совести. Но если с моим решением стать католиком все было намного проще (и сложнее, в определенном смысле – для многих русских православие ассоциируется с национальностью, с чем я не согласен), то, когда я сказал, что становлюсь монахом, все было серьезнее, в связи с тем, что я – единственный ребенок в семье.
В настоящее время, я думаю, мои родители относятся к этому с пониманием, молитвенно поддерживают меня. Я очень рад, что они приедут на мое рукоположение.
- Как начинался Ваш монашеский путь?
- Настоятель нашей провинции предложил мне отправиться в Румынию, где год я жил в монашеской общине, осваивая и французский язык, и румынский. Это был очень богаты, насыщенный год.
Затем я отправился во Францию, в г. Со, где проходил новициат. Нас, послушников, было четверо – двое французов, один испанец и я, русский. Сейчас остались трое. Один был рукоположен в священники в мае, второй – в июне. Мы сохраняем тесные связи.
После новициата и принесения первых обетов я учился в Париже в Католическом институте, где получил степень бакалавра богословия. Я занимался в это время и пастырской деятельностью в приходе неподалеку от нашей общины в Париже: готовил людей к миропомазанию, посещал больных пожилых людей в больнице, а последние два года пребывания во Франции я занимался с зараженными вирусом иммунодефицита.
Опыт монашеской жизни был положительным, я решил навсегда связать свою жизнь с конгрегацией ассумпционистов, а братья по благодати Божией решили, что я могу остаться с ними. Поэтому в 2000 г. я принес вечные монашеские обеты.
После окончания Католического института меня направили в Лондон для продолжения обучения. Кроме того, я должен был принимать участие в нашем новом проекте: развитие пастырского попечения о призваниях в Англии.
- Было трудно проходить формацию за рубежом?
- Да и нет. На этот вопрос отвечаю да, поскольку, естественно, существует разница в менталитете русских, французов и англичан. Но не нужно преувеличивать эту разницу. Мне кажется, что сейчас все европейские страны – центральная часть России тоже относится к Европе, – имеют одни и те же проблемы: вопросы секуляризации, как христианская вера взывает в настоящее время к человеческой душе, какой смысл в духовной жизни в условиях материального достатка. Вопросы одни и те же, но смогут ли Церковь и монашествующие дать ответы на них.
В то же время мне было совсем нетрудно. Как считают мои братья, я легко могу понять, что происходит в обществе. Для меня очень важны слова св. Бернара: если ты хочешь видеть, ты должен слушать. Поэтому когда я куда-то приезжаю, то внимательно приглядываюсь к тому, что происходит. В этом случае вопрос, где проходить формацию – за рубежом или на Родине, становится второстепенным. Главный вопрос – отношение к Богу и ближнему, нужно не мечтать, "как я буду жить в любви к Богу и ближнему завтра", а осознавать как я живу сейчас.
- Есть ли у Вас планы на будущее служение?
- Это очень трудный вопрос. По мнению моих собратьев, а я им очень доверяю, я проявляю интерес ко многому. Для меня важны три аспекта. Первый – богословское размышление. Как бы велика не была бы тайна нашей веры, о чем говорит сама литургия, это не значит, что понять ничего невозможно. Бог не говорит нам, что Его не нужно понимать. Конечно, понять до конца человеческим разумом Бога невозможно, но Он Сам приглашает нас к размышлению.
Второй аспект – это пастырская деятельность, раскрытие Слова Божия не только для себя самого, но и для прихожан, в особенности – для молодых людей. Ведь когда диакона рукополагают, ему говорят: проповедуй, что читаешь, и живи тем, что проповедуешь. Это очень важно.
Третий момент – мое беспокойство о единстве Церкви. Это для меня очень важно, поскольку Бог в сущности Своей есть единение и общение, единство трех Ипостасей и единство Церкви основано в Пресвятой Троице. Этот вопрос очень важен в настоящий момент: как единство может выразиться в многообразии во всей Церкви, в поместной Церкви. В этом является тот знак, который Церковь должна принести современному миру: единство – это не упорядочивание под единый шаблон, а общение разных реальностей в единстве Духа Святого. В этой сфере для меня очень важны экуменические встречи и собеседования.
Сейчас я вижу, что мне всегда было близко то, чем живет конгрегация ассумпционистов: доктринальная, социальная и экуменическая харизма. Может быть, именно поэтому с Божией благодатью и осуществился этот выбор.

Беседовала Ольга Ломакина

"Свет Евангелия", №43-44, 16 ноября 2003 г.